Наталья уходит в небо
Это первая постановка Волкострелова в петербургском театре, которым руководит его учитель Лев Додин; далеко не первая (как минимум, 16-я) по пьесе Павла Пряжко – и снова, как почти в каждом из 15-ти предыдущих случаев, шедевр.
Наталья коротает время в бизнес-зале аэропорта – билет у неё обычный, эконом-класс, но рейс задержали, отчего и выпали пассажирке неожиданные часы повышенной комфортности. В течение того часа пятнадцати минут, что длится спектакль, Наталья позвонит по скайпу взрослой дочери Тане, наберет по телефону мужа Ивана, ответит на скайп-вызов другой, ещё более взрослой – старшей – дочери Кати и снова позвонит мужу. Собственно, всё. Иван на сцене не появляется, разговоры с ним не занимают и пяти минут. Таня (Надежда Некрасова) и Катя (Екатерина Клеопина) присутствуют физически; каждая – как бы по месту прописки: в гроте Камерной сцены МДТ установлены выгородки, изображающие обычные, среднестатистические квартиры. Где живут среднестатистические граждане; живёт средний класс, заполняющий ноосферу бытовыми разговорами – сколько раз сливать воду, когда варишь свинину; сыты ли детки пельменями, что батька привозил; что там намудрил двоюродный Иркиной тётки; как от мочевины пошла в рост Галкина настурция; «у тебя уже огорода сильного не будет»;
«сало это тоже очень хорошо».
Это белый шум (можно и резче – мещанский мусор), который большинство в той или иной степени продуцирует; и с которым каждый то и дело сталкивается – хоть в том же сапсане, везущем на петербургский спектакль из Москвы. Да, безусловно, Пряжко – автор, извлекающий музыку из любого вербального сора; и у Волкострелова на Пряжко абсолютный слух. Но
в начале может возникнуть иллюзия, что мы заступили на территорию Николая Коляды – вот такое смотрим, смешное, сентиментальное, бытовое про женщину за 60.
Добавь чуть больше шутейного – выйдет идеальная коммерческая пьеса, народный хит, мечта антрепризы; переживательная – ой, вот младшую-то Наташка, похоже, больше любит, а старшая-то с заботой «мама, мама», а мама злится – комедия.
Но это иллюзия; событий для пьесы Коляды явно недостаточно; а жанр я бы определил мистической драмой, хотя никакой явной мистики нет, сплошная реальность. Я подумал, что вот, грядут фантастика и чудеса, когда Наталья с Таней стали обсуждать достоинства полиндвицы. Но прогуглил потом – никакой фантастики; паляндвіца – белорусский мясной батон, копчёная говядина.
Однако ключевая странность есть: в «сценическом движении».
Не людей – декорации. Движется аэропортовский диван, на котором ждёт вылета Наталья; движение предельно медленное, глазом не уловить – замечаешь только изменение положения дивана в пространстве. Волкострелов сам придумал сценографию; рискну предположить, что историю с микродвижением ему подсказала работа Ксении Перетрухиной, некогда постоянного художника-соавтора, у которой вот так же незаметно глазу, но по факту монументально ощутимо двигалась мебель в «Дыхании» (спектакле Марата Гацалова в Театре Наций).
За час пятнадцать диван проезжает от стены до стены, но кажется, что от точки «здесь и сейчас» – в потустороннее; и аэропорт этот – метафизический перевалочный пункт. Я не знаю, как Волкострелов добивается такого эффекта. Могу, конечно, проанализировать – в его распоряжении есть выдающаяся актриса Наталья Акимова, играющая свою тёзку и гиперреалистично, и дистанцированно – как дистанцирован от партитуры музыкант. Магия и в деталях, почти таких же неуловимых, как движение маленькой платформы. В том, как вдруг переглядываются находящиеся по сюжету в совершенно разных местах сёстры-дочери, как синхронно – или наоборот, вразнобой – входят-выходят из комнат. Как взаимодействуют с матерью: Наталья к ним всегда спиной, героини смотрят друг на друга телефонами/лэптопами, но иногда взгляды и слова обращаются напрямую, к человеку, а не его дигитальному двойнику.
В аэропортовском гуле – он возникает вдруг, ненадолго, и звучит позывными других миров.
В том, как тикают в финале часики. Волкострелов и ставит, про то, как идут часы – механические, биологические, рабочие, потерянные, считанные. Отсчитывающие сиюминутное, но соприкасающие с вечностью.
